В заметках на тему «Вирджиния Вулф и Марина Цветаева» в качестве иллюстрации приводится один из хорошо известных портретов Цветаевой. Графическая работа Аарона Билиса, впервые опубликованная в изд.: Цветаева М. Избранные произведения/Вступ. ст. Вл. Орлова. Сост., подгот. текста и примеч. А. Эфрон и А. Саакянц. М.; Л.: Сов. писатель, 1965 (Б-ка поэта. Большая сер.)*, вошла в золотой фонд цветаевской иконографии — не только потому, что ее художественные изображения можно буквально пересчитать по пальцам, но и благодаря высокому профессионализму художника. Однако история создания портрета до сегодняшнего дня остается не вполне ясной. Тем неожиданнее и интереснее оказались выявленные подробности этой истории.

На сайте, посвященном жизни и творчеству А. Билиса, не так давно была обнаружена репродукция портрета (перейти на сайт).  Цветаеву легко узнать среди образов других представителей литературного мира. А самым интересным оказалось то, что на копии имеется неизвестная посвятительная надпись Цветаевой:

 

«Теперь уже нельзя сказать:
“Нам остается только имя!”
Аарону Львовичу Билису — на память о тяжком (для него!) сеансе (“смейтесь! смейтесь же!”)
Вечер 30го мая 1931 г. Париж
Марина Цветаева»

 

 

Емкая и лаконичная надпись содержит в себе множество подробностей, относящихся и к текущему периоду жизни Цветаевой, и к ее отдаленному прошлому, отсылает к важнейшему элементу творческого наследия, расширяет наши представления о цветаевском отношении к живописи и о связях с ее окружением. Попробуем разобраться с этими деталями хотя бы в первом приближении.

При публикации портрета в Фотобиографии указан 1930 год (Фотобиография: 120)**.

Надо сказать, что последняя цифра в авторской подписи читается не вполне ясно. Благодаря найденной репродукции теперь точно известно, что портрет относится к 1931 году. Это снимает возможность будущих ошибок.

С точной же датировкой дело обстоит не так просто. Указанный в автографе день не является днем создания портрета.

 

Как известно, 30 мая 1931 года в Париже, в зале «Эвритмия», состоялся творческий вечер Цветаевой. Он прошел под «знаком Мандельштама». Цветаева читала очерк «История одного посвящения», свои стихи, обращенные к Мандельштаму,  и его стихи, адресованные ей. По ее словам:

«Вечер прошел с полным успехом, зала почти полная. Слушали отлично, смеялись где нужно, и — насколько легче (душевно!) читать прозу. <…> Читала в красном до полу платье вдовы Извольского и очевидно ждавшем меня в сундуке 50 лет. Говорят — очень красивом. Красном — во всяком случае. По-моему, цветом была флаг, а стан — древком от флага…» (Цветаева 7: 81).

Из описания видно, что вечер проходил шумно. Написать портрет, требующий сосредоточенности как модели, так и художника, в таких обстоятельствах невозможно.

Мне удалось связаться с внучкой художника Надин Будускье-Билис. Она писала: «Мой дед Билис всегда рисовал моделей, заставляя их позировать по крайней мере два-три часа, очень часто потом делал репродукции портрета <…> Я знаю, что в 1930-х годах, начиная с 1928 г., он часто посещал художественные и литературные круги Парижа» (оригинал на французском языке, перевод мой, цитирую без разрешения автора. – И.Б.). Следовательно, работа над портретом потребовала не меньше двух часов времени, судя по надписи, единственного сеанса. О достаточно спокойном позировании свидетельствуют выражение лица и взгляд модели: ненапряженный, устремленный вдаль или, точнее, внутрь себя. Да и белый или, во всяком случае, светлый цвет одежды на портрете не соответствует упомянутому Цветаевой наряду.

Из всего вышесказанного можно сделать вывод, что время создания портрета не совпадает с указанной в автографе датой. Можно предположить, что дело обстояло так: А. Билис написал портрет весной 1931 года. Получив приглашение на вечер 30 мая, явился на него с копиями портрета.

Цитирую в собственном переводе письмо ко мне Н. Будускье-Билис: «Мой дед делал репродукции (не литографии) у фотографа, который выполнял работу очень качественно; таким образом он мог предложить и/или потребовать подписать репродукцию, когда вновь встречался с объектом изображения». На одной из таких «репродукций» и была сделана надпись, датированная днем встречи на выступлении. Свидетельством того, что копий было несколько, является обнаруженная в цветаевском архиве «репродукция» без всяких помет.

Мы видим, что Цветаева бережно сохранила свой портрет. Этот факт особенно интересен, если вспомнить не раз высказываемое ею отношение к живописи. Вот характерная запись:

«Изобразительные искусства и слово. Изобразительные искусства грубы́, точно берут за шиворот: гляди, вот я. Очевидность. Наглядность. <…> Никто не может сказать, что картины нет — раз ее видел. Кроме того, даже если человек картины не понял, то всё-таки видел — цветные пятна. Т. е. глаз его удовлетворен, ибо глазу большего не нужно, бóльшее нужно — разуму. А стихи? Восемь буквенных строчек. А Музыка? Пришпиленные блохи нот. Никакой красоты, никакого подкупа. Меня нужно понять — либо меня нет. Отсюда и <пропуск одного слова> беззащитность слова. И поэта» (Сводные тетради: 39).

Необходимо помнить, что это заявление звучит в контексте приверженности к искусству слова, и «зрительное» ставится ниже поэзии и музыки лишь в иерархии цветаевских творческих ценностей. Ее отношение к живописи было гораздо сложнее и многообразнее. Это тема отдельного исследования, которое уже давно назрело и, без сомнения, будет осуществлено специалистами.

Пока же  факты доказывают, что  Цветаева никогда не отказывалась от возможности запечатлеть свой облик кистью художника. Не останавливаясь на ранних эпизодах, имеющих отношение к этой теме, стоит упомянуть тот, который мог предшествовать «портрету Билиса» и непосредственно связан с вышеприведенной декларацией ценностей. Но об этом — в следующей заметке.

ЛИТЕРАТУРА

Сводные тетради — Цветаева М.И. Неизданное. Сводные тетради/РГАЛИ; Дом-музей М.Цветаевой; Подгот. текста, предисл. и примеч. Е.Б. Коркиной и И.Д. Шевеленко.-М.: Эллис Лак, 1997.

Фотобиография — Цветаева: Фотобиография:[Альбом]/Сост. М. Балцвиник и И. Кудрова; Подгот. текстов И. Кудровой; Пер. Дж.М. Кинга; Вступ. ст. К. Проффер. – 3–е изд., испр. – Ann Arbor: Ardis, 1989. –143 с. – ISBN 0-88-233359-3.

Цветаева 1-7 — Цветаева М. Собрание сочинений: в 7 т. М., 1994-1995.
* Благодарю за уточнение Э. Кирюшкину.

**Портрет известен также по публикации в Фотобиографии. Благодарю Вадима Маневича за возможность ознакомиться с фотокопией страницы.