В седьмом стихотворении цикла особенно ярко проявляется такая существенная черта цветаевской поэтики, как числовая символика.

Среди работ, посвященных этой теме, назовем статью Р.С. Войтеховича «Стихия и число в композиции цветаевских сборников». В ней отмечена и роль числа, с которым связана тема рассматриваемого стихотворения. Анализируя состав сборника «Вечерний альбом», исследователь отмечает: «Первые две ча­сти равны по объему, и каждая — кратна семи («счастливое число»), а вместе они дают семьдесят текстов». (Войтехович: 380).

Как видим, особое место этому числу Цветаева отводила уже в самом начале своего творчества. Мотивы,  связанные с числом «семь», продолжают свое развитие и в цикле «Стихи о Москве».

7
Семь холмов — как семь колоколов!
На семи колоколах — колокольни.
Всех счетом — сорок сороков.
Колокольное семихолмие!

В колокольный я, во червонный день
Иоанна родилась Богослова.
Дом — пряник, а вокруг плетень
И церковки златоголовые.

И любила же, любила же я первый звон,
Как монашки потекут к обедне,
Вой в печке, и жаркий сон,
И знахарку с двора соседнего.

Провожай же меня весь московский сброд,
Юродивый, воровской, хлыстовский!
Поп, крепче позаткни мне рот
Колокольной землей московскою!

8 июля 1916. Казанская

Символическая  роль семерки отражена прежде всего в номере, под которым стихотворение помещено в цикле. Число «семь» не просто счастливое — огромный запас его символических значений Цветаева перечисляет, отвечая на слова немецкого поэта Р.-М. Рильке, назвавшего семь «своим благословенным числом»:

«Быть на седьмом небе от радости. Видеть седьмой сон. Неделя — по-древнерусски — седьмица. семеро одного не ждут. семь Симеонов (сказка). 7 — русское число! О, еще много: семь бед — один ответ, много» (Цветаева 7: 59)

Таким образом, помещение стихотворения под числом «семь» придает ему особую значимость в цикле и заставляет поглубже вглядеться в расставленные смысловые акценты. Связь символики с Москвой происходит через сакральные образы. В расположении города на семи холмах Цветаева обнаруживает высшую, священную волю. При этом конусообразная форма холмов, похожая на форму колоколов, делает их как бы опрокинутым, миражным, мистическим отражением связи небесного и земного, фантастическим миром, в котором колокола находятся внизу, а колокольни — вверху. И таким образом сама московская земля становится звучащим мифом.

Именно в таком мире проходит земное существование Поэта. Мифологическая атмосфера, сопутствующая его рождению, проявляется уже в дате появления на свет. День рождения Цветаевой, 26 сентября по старому стилю — это день Иоанна Богослова, святого апостола, автора Первого Соборного послания. Описание места, где Поэт начинает свою жизнь:

«Дом — пряник, а вокруг плетень
И церковки златоголовые»

вызывает образы иллюстраций к Житиям святых, наивная прелесть которых придает им священную силу каноничности.

Жизнь Поэта протекает в среде, наполненной нерушимым чередованием примет провинциальной жизни: это и монашки, тихим строем шествующие к службе, и воющая огнем печка, и сон на нагретой лежанке этой самой печи, и шепот-заговор соседней знахарки… Поэту мила извечная мирная суета, он любуется ею, но знает, что это лишь одна сторона московской жизни.

И поэтому в последней строфе стихотворения возникают совершенно иные, прямо противоположные мотивы и образы. Юродивые, воры, хлыстовки — этот «московский сброд» так же сакрализован в мифологическом мире Поэта, как и благочестивые монашеские процессии.

Таким образом в конце текста происходит смысловой переворот, подобный перевернутому образу  системы сакрального устройства в начале. И последнее, посмертное желание Поэта — чтобы рот заткнули «Колокольной землей московскою», — свидетельствует о собственной бунтарской сущности, отражающей бунтарскую силу Москвы, как об этом свидетельствует колокольный гром в стихотворении «Над городом, отвергнутым Петром…».

Дата написания стихотворения — 8 июля — обозначает один из наиболее значимых церковных праздников: день явления Казанской иконы Богоматери. О. А. Клинг считает, что этим объясняется атмосфера произведения: «Приподнятое настроение (уныние — грех не только в день иконы Казанской Божьей Матери, а в праздник тем более) » (Клинг: 54). Заметим, что июль — седьмой месяц года, и этот факт тоже может иметь значение для понимания числовой символики стихотворения.

Мотивы отмеченной нами перевернутой картины сакральной иерархии «колокольни — колокола» О. Клинг видит иными: «В духе живописи кубистов, в том числе русских, и в то же время в стиле картин П.Н. Филонова она рисует Москву, соединяя элементы лубка и обнажение конструкции» (Там же: 72). Неизвестно, могла ли Цветаева знать произведения кубистов, могла ли быть знакома с произведениями П. Филонова, но примечательно выявленное здесь объективное сходство.

О. Клинг, как и другие исследователи, отмечает двойственный характер московской мифологии: «С одной стороны, Цветаева признается:

И любила же, любила же я первый звон,
Как монашки потекут к обедне…

Но тут же добавляет, что наряду с «воем в печке, и жарким сном» любила, казалось бы, совершенно противоположное, хотя и характерное для патриархальной Москвы:

И знахарку с двора соседнего» (Там же: 74).

Наиболее существенные выводы о парадоксальном устройстве цветаевского мифа о Москве, как нам кажется, относятся к финалу стихотворения.  По мнению исследователя, «Думая о смерти, Цветаева не может принять заветы православного смирения. В контексте этого бунта в конце стихотворения не случайно появление сниженного, недопустимого для истинного верующего попа <…> :

Поп, крепче позаткни мне рот
Колокольной землей московскою!» (Там же).

Таким образом, седьмое стихотворение из цикла «Стихи о Москве», отмеченное особой приметой — наполненным эзотерической символикой числом «семь», содержит в себе наиболее характерные черты цветаевской мифологии, яркими поэтическими средствами отражает одновременно противоречивую и неделимую, цельную сущность ее мировоззрения. Возможно, именно в этом и состояла его задача.

ЛИТЕРАТУРА

1. Войтехович — Войтехович Р.С. Стихия и число в композиции цветаевских сборников // Войтехович Р.С. Марина Цветаева и античность. Москва; Тарту: Дом-музей Марины Цветаевой, 2008. С. 372–399.
2. Клинг — Клинг О. А. Поэтический мир Марины Цветаевой. В помощь старшеклассникам, абитуриентам, преподавателям. 2-е изд. М., 2004
3. Цветаева 7 — Цветаева М. Собрание сочинений: в 7 т. Т. 7. М., 1995