Образ Трехпрудного дома в стихах «Вечернего альбома». Взгляд изнутри

Макет Трехпрудного дома ЦветаевыхСтихи, составившие сборник «Вечерний альбом» написаны в период с 1907 (1908) по 1910 годы (автору 15 — 17 лет). С 1902 по 1905 сестры Цветаевы жили за границей (Италия, Швейцария, Германия), отправившись туда вместе с заболевшей чахоткой матерью. В конце лета 1905 года Иван Владимирович Цветаев перевез семью в Ялту, а затем, в начале лета 1906, — в Тарусу, где 5 июля 1906 года Мария Александровна Мейн, мать Марины и Анастасии Цветаевых, скончалась.

В Трехпрудный дом сестры Цветаевы вернулись уже после смерти матери. Не удивительно, что этот некогда любимый ими дом стал для них чужим: они не видели его четыре года, пока жили за границей, и они никогда не видели его без матери («Ее отсутствием был полон дом»).

Таким образом, говоря о стихах «Вечернего альбома», важно помнить два факта: это стихи, написанные после смерти матери (событие эпохальное в жизни любого человека), и это стихи, написанные в тот период, когда М. Цветаева жила в Трехпрудном доме, т.е. демонстрирующие нам взгляд на отчий дом изнутри, взгляд наиболее достоверный, не искаженный последующими впечатлениями и отношениями.

Пространство Трехпрудного дома существует на страницах «Вечернего альбома» как бы в двух измерениях:

1) идеальный мир воспоминаний;
2) мрачная, неуютная действительность.

Маркерами отличия этих двух измерений являются звук и свет.

Раньше дом наполняли звуки рояля. Когда была жива мама, рояль был «звонок»: «люстра, клавиш – все звенело» (Волей луны); никогда не стихал: «под Грига, Шумана и Кюи// я узнавала судьбы Тома» (Книги в красном переплете); издавал «дрожащие звуки», когда его касались «мамины руки» (Пробуждение). Дом наполняли и другие звуки: «ножек шаловливых по паркету стук», «мерный голос сказки о царе Салтане» (Мирок).

После смерти матери дом словно оглох, т.е. погрузился в непривычную для слуха, а потому пугающую тишину. В доме больше не звучит музыка: «По роялю бродит сонный луч// Поиграть? Давно потерян ключ!» («По тебе тоскует наша зала…») (об этом же косвенно свидетельствуют «пыльные ноты» в стихотворении «Наша зала»). Редко раздается и человеческая речь:

Здесь разговор о самых скучных нуждах,
Безмолвен тот, кому ответить лень…

Вновь тишина, не ждущая ответа…

Враждебный тон в негромких голосах…
(Столовая)

Тишину дома лишь иногда нарушают бой часов, «протяжно-гулкий» (Первое путешествие) или «беглый» (Маме), и звуки, раздающиеся снаружи:

И воздух тих, загрезивший, в котором
Вечерний колокол поет едва.
(Die stille strasse)

Хлопья снега за окнами, песни метели…
(Детская)

Снова поют за стенами
Жалобы колоколов…
(Зимой)

Тень трамваев, как прежде, бежит по стене,
Шум оркестра внизу осторожней и глуше…
(Так будет)

С улицы фраз отголоски…
Вот у соседей заплакал так горько
Звук граммофона…
(Пасха в апреле)

Создается впечатление, что со смертью матери из дома ушла сама жизнь:

Кто там шепчет еле-еле?
Или в доме не мертво?
(Волей луны)

Это наблюдение подтверждает и тот факт, что при матери в доме было светло: «дрожат на люстрах огоньки», «опять за лампой» (Книги в красном переплете), утренняя сценка в стихотворении «Пробуждение». А после ее смерти дом погрузился в вечный вечерний сумрак, который слегка освещает проникающий с улицы свет фонарей:

Темнеет… Захлопнули ставни,
На всем приближение ночи…
(На прощанье)

Наша встреча была — в полумраке беседа…
(Детская)

Сумрак льется из окна синей;
Те же люстры, полукруг дивана,
(Только жаль, что люстры не горят!)
(«По тебе тоскует наша зала…»)

Мне тихонько шепнула вечерняя зала…
(Наша зала)

Высятся стены, туманом одеты,
Солнце без сил уронило копье…
В мире вечернем мне холодно…
(Правда)

Хлопнул ставень — потемнело,
Закрывается второй…
(Волей луны)

Мир действительности с одной стороны противопоставлен «раю детского житья» (Книги в красном переплете), но с другой стороны неразрывно с ним связан, и переход из одного измерения в другое осуществляется очень легко. Так в стихотворении «Эльфочка в зале» речь идет о событиях действительности (маркер – «сумерки зимние»), но звуки рояля переносят в прошлое, согревают, а «маленькая Аня» на мгновение возвращает осиротевшим подругам мать («Как будто старинный портрет перед вами!», «и кто-то светло улыбался с портрета»).

В стихах, описывающих события действительности, рядом со словом Дом употребляются такие эпитеты, как тревожный (Perpetuum mobile), незапертый (Кроме любви), старый (Надпись в альбом), дремлющий (Наша зала) и местоимение наш (Perpetuum mobile, Кроме любви).

Интересно, что дом, являющийся чужим, по ощущениям лирической героини и по закону (наследниками дома в Трехпрудном являлись старшие дети И.В. Цветаева: Валерия и Андрей), Марина Цветаева несколько раз называет – наш. Это своего рода вызов, это провозглашение своих прав на дом, в котором живут воспоминания о детстве, в котором живут воспоминания о матери.

Об этом конфликте ощущений лирической героини (и чуждость, и неразрывная связь с отчим домом) идет речь в стихотворении «Наша зала». Начинаясь словами «Мне тихонько шепнула вечерняя зала/ Укоряющим тоном, как няня любовно…», стихотворение наводит на мысль, что М. Цветаева воспринимает отчий дом (в данном случае слово Зала является метонимическим обозначением слова Дом), как живое и очень близкое существо. Но окончание первой строфы и последующий текст стихотворения этому противоречат. Несмотря на то, что этот дом близок и дорог автору, она ощущает себя в нем «только что приехавшей с вокзала», «чужой», «гостьей». В этом доме нет ни тепла, ни уюта («беспорядочной грудой разбросаны вещи», «растрепаны пыльные ноты»), в нем можно «грустить», «тосковать», «скитаться», он жить в нем тяжело, причем не только Марине Цветаевой:

Много женщин видала на долгом веку я,
— В этом доме их муки, увы, не случайны! —
Мне в октябрьский вечер тяжелые тайны
Не одна поверяла, тоскуя.

Не случайно в данном стихотворении упоминание Вокзала. Вокзал можно понимать как пограничное пространство, как место пересечения миров: мира воспоминания и мира действительности.

Все эти наблюдения дают основание заявлять, что в сборнике «Вечерний альбом» запечатлено двойственное, противоречивое отношение М. Цветаевой к отчему дому. Волшебным и любимым она назовет его чуть позже. Об этом читайте в следующей статье.

 

Другие статьи по теме:

1. История Трехпрудного дома. Часть 1

2. История Трехпрудного дома. Часть 2

3. Образ Трехпрудного дома в стихах «Волшебного фонаря». Прощание с домом

4. Образ Трехпрудного дома в произведениях периода «Юношеских стихов». Рождение легенды

 

 

Спасибо

Вы можете оставить комментарий, или ссылку на Ваш сайт.
на этом сайте

Оставить комментарий