Одним из ярких произведений в раннем творческом наследии Цветаевой стало то, в котором идет речь о наследстве как таковом:

 

 

С большою нежностью — потому,
Что скоро уйду от всех —
Я все раздумываю, кому
Достанется волчий мех,

Кому — разнеживающий плед
И тонкая трость с борзой,
Кому — серебряный мой браслет,
Осыпанный бирюзой…

И всé — записки, и всé — цветы,
Которых хранить — невмочь…
Последняя рифма моя — и ты,
Последняя моя ночь!
22 сентября 1915

Стихотворение написано в один из первых «смутных» периодов жизни Цветаевой — в разгар ее романа с С. Парнок. Муж, С.Я. Эфрон, не в силах терпеть двусмысленность положения, ушел добровольцем на фронт и, поступив на службу в санитарном поезде, подвергался всем опасностям военного времени.  Цветаева жила в постоянном состоянии раздвоенности, ее преследовали глубокие душевные терзания и не раз приходили мысли о смерти как о единственном выходе из мучительной ситуации. Об этом свидетельствует, в частности ее письмо,  о котором упоминает А.К. Герцык 17/30 июля 1915 г.:

«<…> большое страдание постигло ее и выковывает из ее души новую форму. В ее новых стихах это еще почти не отражается — как всё переходное, бездомное — они стали неловки, утратили свою наивную отчетливость. <…> И в письме ее такие страдальческие ноты проснувшейся и любящей женщины. Она сильна, молода и, конечно, вынесет бурю, хотя и говорит всё время о смерти, и быть может выйдет богаче и свободнее из нее» (Летопись 1: 78-79).

Предположения А.К. Герцык оказались верны, но насчет формальной «неловкости» новых цветаевских стихов она ошиблась. И проявлением очередного творческого взлета стало стихотворение «С большою нежностью — потому…».

Необычна композиционная форма стихотворения: она как бы зеркально отражает структурную систему «Моим стихам, написанным так рано…». Там в последних двух строках последней строфы высказана идея будущего поэтического наследия Цветаевой. Здесь эта идея высказана в двух последних строках первой строфы, а дальше, подобно перечислениям качеств поэтического дара автора, идет перечисление состава оставляемого наследства, но не творческого, а вполне материального.

Необычно и начало стихотворения. Заявление о скорой смерти дается как бы мимоходом, между прочим, что усиливает эпатажный эффект: событие представляется таким неизбежным, само собой разумеющимся, что не заслуживает особого пафоса. Смысловой акцент поставлен на другом, более важном. Мысль о вечной разлуке порождает жалость не к себе, а к оставляемым людям, тем, кому придется пережить это событие. Героиня как бы смотрит на них уже со стороны, сострадает им из сфер небытия.  Интонация слов «с большою нежностью» близка отмеченным А.К. Герцык «страдальческим нотам проснувшейся и любящей женщины».

Правоту А.К. Герцык можно признать и в отношении отсутствия «наивной отчетливости» на новом творческом этапе Цветаевой. Героиня не распоряжается своим наследством, а лишь раздумывает о его судьбе. Она словно не может решить, кому именно что отписать. Логично предположить, что каждая наследуемая вещь должна быть предназначена тому, кто ее должным образом оценит. В этих раздумьях проходит неторопливое перебирание и разглядывание оставляемых сокровищ.

Вещественная природа наследства вполне предсказуема. Обращение к материальному миру реализует установки, заявленные полтора года назад в предисловии сборника «Из двух книг»:

«Закрепляйте каждое мгновенье, каждый жест, каждый вздох! <…> Не презирайте «внешнего»! <…> Записывайте точнее! Нет ничего не важного! <…> Цвет ваших глаз и вашего абажура, разрезательный нож и узор на обоях, драгоценный камень на любимом кольце, — все это будет телом вашей оставленной в огромном мире бедной, бедной души» (Цветаева 5: 230).

Поэтому материальный характер наследства условен. Перечисляемые объекты — это атрибуты духовного мира героини, и именно это качество наделяет их в глазах ее наследников реальной ценностью. В вещах, которые остаются жить в руках любящих людей, продолжает жизнь ее душа.

Но каковы же эти объекты? Атрибуты характеризуют мир героини с разных, порой неожиданных сторон и представляются попарно.

<…>волчий мех,
<…> разнеживающий плед

Волчий мех вещь не из мягких, обычно его именуют «волчья шкура». Этот материал был популярен в качестве материала для мужских шуб. Но героиня ценит прочность, суровость, соответствующую природе его прежнего носителя. Однако и «разнеживающий плед» — символ абсолютной неги, ласкового уюта — ей так же близок, как хищная волчья порода.

Дальше следуют атрибуты элегантности. При этом «трость с борзой» тоже предмет необычный: он скорее подойдет для мужского гардероба, чем для женского. Зато серебряный браслет, «осыпанный бирюзой» — символ утонченной стильности, и обе вещи характеризуют полярные  стороны эстетического склада героини, которая умеет с одинаковым наслаждением быть нежной слабой дамой и бисексуальной светской львицей.

Затем наследникам представляются записки и цветы — атрибуты любовной жизни героини. Слова, листки и лепестки содержат память о пережитых чувствах, «Которых хранить — невмочь…», но и невозможно выбросить, ибо все это дорого героине как важнейшая составляющая ее личной сферы. Ударения, проставленные в дважды повторяемых словах «всé», призваны подчеркнуть тотальность дарения, невозможность сортировки и разделения этой части наследства, как неразделима сама душа.

Предметная символизация любовной сферы подготавливает переход на иной, высший уровень иерархии ценностей. В двух последних строках стихотворения, которые, в соответствии с логикой смыслового развития сюжета, содержат наиболее важные, концептуальные мотивы, говорится уже о дарении нематериальных объектов. Наиболее достойным наследникам в этом духовном завещании предназначена

Последняя рифма моя — и ты,
Последняя моя ночь!

Почему именно эти объекты завершают список оставляемых сокровищ? Потому что самыми дорогими для любящих людей становятся последние минуты, слова, поступки умершего. Последними же словами поэта становятся стихи. Об этом позже будет сказано:

Я и в предсмертной икоте останусь поэтом! (Цветаева 1: 573)

Для последних минут предназначена ночь. Может быть, потому, что в ночное время подводятся итоги прожитой жизни и принимается решение с ней расстаться. И в это время с максимальной силой ощущается трагизм ситуации. Общая интонация стихотворения в последней строке радикально меняется. Сдержанный, отстраненный тон, почти спокойное размышление обращается в крик. Восклицательный знак — маркер чувств, терзающих душу героини, которые лишь здесь вырываются на волю.

Позже, в том же стихотворении, будет сказано и об этом:

Знаю, умру на заре! На которой из двух —… (Там же)

А насчет ночи будет сделано отдельное заявление. Но это — тема другого анализа. В следующей заметке мы продолжим разговор об этом стихотворении. Пока что подведем итог. Стихотворение «С большою нежностью…» посвящено не смерти, а жизни. Это рассказ о том, что в ней было самым дорогим, самым ценным для героини. Рассказ о сложном и высоком складе поэтической души, жизнь которой должна продлиться в душах тех, кто останется жить и помнить о ней.

ЛИТЕРАТУРА

1. Летопись 1 — Коркина Е.Б. Летопись жизни и творчества М.И. Цветаевой. [В 3 ч.] Ч. I : 1892–1922. М., 2012.
2. Цветаева 1 — Собрание сочинений: в 7 т. Т. 1.: Стихотворения / Сост., подгот. текста и коммент. А. Саакянц и Л. Мнухина.       М., 1994
3. Цветаева 5 — Собрание сочинений: в 7 т. Т. 5: Автобиографическая проза. Статьи. Эссе. Переводы / Сост., подгот. текста и коммент. А. Саакянц и Л. Мнухина. М., 1994.