Часть 2.

В первом действии маркиза де Помпадур в образе Фортуны является в дом графини Бирон-Гонто, умирающей после родов сына. В этой сцене, где сохранен минимум биографической основы, Цветаева, однако, точно воспроизводит характер графа Бирона, скорбящего о жене, несомненно, основываясь на том, как сам Лозен отзывался об отце:

«Это был в высшей степени честный, добрый и сострадательный человек»[i].

Она не упоминает о том, что рождение мальчика стало долгожданным событием, позволившим продолжить наследование прославленного родового имени. Но замечание Могра: «Cet unique descendant d’une illustre lignée paraissait naturellement appelé au plus brillant destin [Единственному наследнику знаменитой династии, разумеется, предназначалась более блестящая судьба]»[ii] могло натолкнуть Цветаеву на символическое переосмысление этого момента. Помпадур-Фортуна и Нянюшка предсказывают судьбу маленького Армана прямо противоположным образом. Нянюшка сулит ему королевскую любовь, в обмен на полное подчинение королевской власти, а Фортуна, наоборот, советует держаться подальше от такого блага, в обмен на дар всепобеждающего очарования. Но она же называет этот дар страшнейшим. В следующих картинах раскрывается, чем и для кого оказывается страшен этот дар.

Во втором действии юный Лозен получает отставку от опытной кокетки маркизы д’Эспарбэс. Характерно, что Цветаева начинает отсчет любовной карьеры Лозена не с первой победы, а с первого поражения. Она, однако, проявляет своеобразную верность источнику. Именно здесь Могра проводит биографический рубеж своего героя:

«Ainsi se terminèrent les premières aventures de Lauzun; c’est par ces échecs réitérés et si peu flatteurs pour son amour-propre qu’il préluda à la carrière amoureuse qui lui a valu une si grande réputation [Так закончились первые приключения Лозена; такой ряд нелестных для самолюбия поражений предшествовал его любовной карьере, создавшей ему столь высокую репутацию]»[iii].

Реальный Лозен, несмотря на крайнюю юность, до встречи с маркизой успел пережить несколько увлечений и разочарований. Могра замечает:

«<…> avec son éducation, son milieu, son nom, sa fortune et ses avantages personnels, Lauzun pouvait-il échapper à sa destinée [Мог ли Лозен, с его воспитанием, положением, именем, состоянием и личными преимуществами, избежать своей участи?]»[iv]

В 1763 году отец задумал женить сына, которому едва исполнилось 16 лет, на богатой сироте, внучке маршала Люксембурга. Мадемуазель де Буффлер с первой минуты не понравилась Лозену, тем более что он был сильно увлечен девицей де Бово, но отец был связан словом чести, и после нескольких отчаянных попыток переломить судьбу юноша сдался. Однако он вытребовал себе два года свободы, в течение которых вел вольный образ жизни, и встретился с маркизой в обществе все той же мадам де Помпадур.

Верно воспроизводит Цветаева и реплику д’Эспарбэс, которая называет друга кузеном. Хотя, как отмечено в комментариях к пьесе, они не состояли в родстве, но сам Лозен рассказывает, что прозвище «Мой маленький кузен» было дано ему маркизой после совместной игры в пьесе «К счастью»[v]. Возможно, впрочем, что в мотиве, по которому Лозену отказывают в продолжении связи: «Вы слишком юны для меня, — / Вам бабушка нужна — и няня!» (III, 381) отражены отношения с Лозена с реальной родственницей, мадам де Граммон, теткой по матери, к которой он питал нежные чувства в 14 лет и которая, по его предположению, готовила его себе в любовники. Передавая близко к тексту слова прощального наставления реальной маркизы, Цветаева преобразует циничную игру в высокое прорицание: Лозен должен быть достоин дарованной ему судьбы бога любви, со всеми темными и светлыми сторонами, которые ее определяют:

Чтоб вечно вылетал из плена,
Как маленькое божество.
<…> чтоб взамен:
Ложь, любопытство, нежность, лесть, измена —
Мы просто говорили бы: Лозэн. (III, 383)

Таким образом, исход сцены показывает, как любовный дар становится не только источником страданий неопытного юноши, но и его главным орудием и оружием.

Содержанием третьей картины становится сцена приезда Лозена к возлюбленной, Изабелле Чарторийской, жене польского вельможи. В отражении одного из самых драматических моментов их отношений Цветаева сочетает тонкое понимание нюансов реальной биографии и смелое смещение фактов. В реальности Лозен приезжал к Чарторийской дважды: за несколько месяцев до рождения их ребенка, когда княгиня была больна, и во время родов, причем, чтобы придать мужества будущей матери и не выдать себя, три дня просидел в шкафу в изголовье кровати и покинул укрытие лишь когда событие благополучно завершилось. Представляется, что Цветаева уловила биографические совпадения и сознательно ввела в состав участников сцены лозеновскую Нянюшку, чтобы напомнить зрителю об обстоятельствах рождения самого Лозена, в свете которых становятся понятны отношения и поведение героев. Чарторийская больна родильной горячкой и ожидает смерти, от которой ее спасает лицезрение любимого: талант любви привел к гибельным последствиям, он же послужил и лекарством. Таким построением сцены, вероятно, Цветаева замещает отказ от эффектного хода, предложенного жизнью: ее герой не сидит в шкафу, а приезжает тремя месяцами позднее рождения сына. Иным становится и исход событий. Чарторийская жаждет видеть Лозена на польском троне. Здесь Цветаева отталкивается от реального намерения Лозена воцариться в Польше, чтобы находиться рядом с возлюбленной, — но только в роли французского посланника. Авторский замысел, таким образом, преображает и возвышает реалии, делает их максимально символическими.

В четвертой картине Лозен представляет Марии-Антуанетте проект сепаратного союза Франции и России, благодаря которому могущество его монархини станет безграничным. Им движет не личное честолюбие, а желание достойно отблагодарить королеву за благосклонность и в то же время избежать опасностей, связанных с положением фаворита. Цветаевский Лозен, подобно реальному, отнюдь не влюблен в Марию-Антуанетту. Это дает Цветаевой возможность отразить в сцене те мысли, которые попали в ее записи уже после создания пьесы:

«Для королевы — предлагать свою любовь такой же восхитительный жест, такая же доблесть, как для нищенки — отвергать миллионы. <…> Лозэн и Мария Антуанэтта, — какая прекрасная — в веках — пара! Для меня это лучше, чем Данте и Беатриче!» (ЗК I, 307).

Тактика влюбленной женщины вызывает сочувствие полной безоглядностью, самозабвенностью, отчаянностью. Королева не опускается до того, чтобы скрывать свою любовь, а увидев, что ее чувства не находят ожидаемого отклика, решительно отвергает амбициозный проект и взамен просит подарить ей перо с гусарской каски возлюбленного, хотя не может не понимать, что, украсив им собственную прическу, скомпрометирует их обоих. Порыв безрассудной страсти находится в полном согласии с самоопределением Цветаевой:

«Я — die Liebende, nicht — die Geliebte [Я — любящая, а не любимая]» (в письме к А.А. Тесковой) (VI, 370).

Отвергнуть союз с Екатериной Второй Марию-Антуанетту побуждает не только отвращение к политическим играм, но и отмеченная автором женская ревность: русская царица действительно настойчиво звала Лозена к себе на службу. Цветаева в сцене, как верно отметил Мейкин, максимально близко следует источнику — в данном случае «Запискам» Лозена, но переосмысляет факты в соответствии с идеей о даре, который может сделать несчастным и его обладателя, и тех, кого он коснется. Однако характер представления идеи двойственный. Цветаевская Мария-Антуанетта осознает, что может погибнуть вместе с любимым, и желает этого: «Мы рухнем, как двойная башня! <…> та бездна, что тебя / Поглотит — и меня поглотит!» (III, 399). Если нет возможности жить в совместной любви, то остается счастье совместной гибели.

Лозену удается избежать подобной участи, но его ждет другая, которой посвящена пятая картина «Фортуны». В финале Лозен, переживший участие в Революции, руководство Северной армией, предательство и обвинение в государственной измене, ждет вызова на казнь. Дочь тюремщика Розанетта помогает ему готовиться, и с ней Лозен успевает пережить последнюю любовную авантюру.

По нашему мнению, М. Мейкин ошибается, когда называет характер пьесы эпизодическим, то есть отрывочным, слабо мотивированным. Цветаева выбрала для картин ключевые, кульминационные моменты биографии Лозена — в том плане, в каком желала представить своего героя. Так же, как нередко ее стихи подводили к последней строке, часто неожиданной, так и в «Фортуне» большая часть сцен из жизни нужна для того, чтобы оттенить финал, как справедливо заметил П. Антокольский. Последняя сцена вносит новое в образ Лозена, но в то же время он остается верным себе.

Окончание следует.

[i] Записки герцога Лозена / Пер. с франц. В.А. Магской // Исторический вестник. Том 107. Приложение. СПб., 1907. С. 4.

[ii] La fin d’une société. Le duc de Lauzun et la cour intime de Louis XV par Gaston Maugras. Paris, 1907. С. 24.

[iii] Там же. С. 95.

[iv] Там же. С. 77.

[v] Mémoires de duc de Lauzun, publiés entièrement conformes au manuscrit avec une étude sur la vie de l’auteur. Seconde édition sans suppressions et augmentée d’une préface et de notes nouvelles par Louis Lacour. Paris, 1858. С. 24.

ЛИТЕРАТУРА

1. ЗК I — Цветаева М. Неизданное. Записные книжки: В 2 т. Т. 1: 1913–1919 / Подгот. текста, предисл. и примеч. Е. Б. Коркиной и М. Г. Крутиковой. М., 2000.
2. III —Цветаева М. Собрание сочинений: в 7 т. Т. 3: Поэмы. Драматические произведения / Сост., подгот. текста и коммент. А. Саакянц и JI. Мнухина. М., 1994
3. VI — Цветаева М. И Собрание сочинений: в 7 т. Т. 6. Письма / Вступ. ст. А. Саакянц. Сост., подгот. текста и коммент. Л. Мнухина. М., 1995