Чуть меньше недели осталось до наступления Нового 2017, юбилейного для Марины Цветаевой, года. Чего от него ждать? Оставим этот вопрос представителям отделов культуры и цветаевских музеев, занятых подготовкой программ к празднованию 125-летия со дня рождения поэта. А сами перенесемся ненадолго в прошлое. Сегодня я приглашаю вас на прогулку по Москве времен детства и юности сестер Марины и Анастасии Цветаевых.

 

 Отчий дом

Средоточием детской жизни был, разумеется, отчий дом. Он находился по правой, четной стороне Трехпрудного переулка, между Мамоновским и Большим Палашевским (№ 1 на фрагменте Плана). Сам дом и его фотографии до наших дней не дошли. Но его можно увидеть благодаря макету, изготовленному В.А Кудрявцевым в начале 1980-х годов. В настоящее время макет хранится в Музее сестер Цветаевых в Александрове.

 

 

Соседние церкви

Из окон детских комнат, находившихся на антресолях, были видны купола ближайшей церкви – Рождества Христова в Палашах (№ 2 на фрагменте Плана).

Вот детские воспоминания А.И. Цветаевой о Пасхальной ночи начала 1900-х годов:

Припав к мезонинным окнам с открытыми форточками и подрагивая от холода, мы <…> ждали, когда вспыхнет кремлевским заревом темнота над крышами Палашевского переулка, когда и свой голос подаст оттуда ближняя наша церковка [1].

 

 

Забегая вперед, скажу, что именно в этой церкви 29 января 1912 года состоялось венчание Марины Цветаевой и Сергея Эфрона [2].

А вот крещена Марина Цветаева была в другой церкви – Святителя Ермолая на Козихе (№ 3 на фрагменте Плана). Об этом мельком сказано в «Воспоминаниях» А.И. Цветаевой [3]. Хотя документальных тому подтверждений, по словам Е.Б. Коркиной, пока найти не удалось [4].

 

Мимо этой церкви проходил путь к Московской 4-й женской гимназии (на Садовой), куда в 1901 году поступила в первый класс Марина Цветаева.

 

 

Анастасию Цветаеву крестили в церкви Благовещения Пресвятой Богородицы на Тверской (№ 4 на фрагменте Плана). Произошло это 22 октября 1894 года.

 

 

В «Воспоминаниях» А.И. Цветаевой есть эпизод о посещении Страстного монастыря (№ 5 на фрагменте Плана).

За руку с мамой я вхожу в Страстной девичий монастырь. Он в начале Страстного бульвара, напротив памятника Пушкину. Широкие серые каменные плиты. Прохлада. Тишина. Высокие потолки. Длинная галерея ведет мимо церкви, запертой. Мы идем к монашенке, по делу. Что-то о белье. Жарко вдыхаю я незнакомый мир монастырский, чью-то жизнь, такую иную, чем моя. Своды. Силуэт колокола. Гулкость шагов по каменным ступеням. Доброе лицо монахини. Ее келья. Этот день запомнится навсегда [5].

 

Детские прогулки

В «Воспоминаниях» Анастасии Цветаевой находим любопытные подробности о направлениях детских прогулок:

Александровский сад, его несхожесть ни с какими московскими скверами. В него сходили – как в пруд. Тенистость его, сырость, глубина. Что-то упоительное. Особенные дети с особенными мячиками играли в нем. Купы деревьев – словно кусты дубрав, гроты. А в Кремле – за зубчатой стеной – Царь-пушка, Царь-колокол, там живет царь.

 В Александровский сад нас водили редко; чаще на ближние Тверской и Страстной бульвары и на Патриаршие пруды. Об Александровском саде на всю жизнь осталась – тоска [6].

 

 

На стыке Тверского и Страстного бульваров стоял памятник Пушкину (№ 6 на фрагменте плана). Он и сейчас стоит почти в том же месте, только развернут и перенесен на другую сторону Тверской, на место, где до 1937 года возвышался Страстной монастырь.

Памятник был торжественно открыт 6 июня 1880 года. На открытии присутствовала В.Д. Иловайская, о чем она писала И.В. Цветаеву, находящемуся в те дни в заграничной командировке:

Из Трехпрудного мы отправились с бабушкой на открытие памятника Пушкину. У нас были места на подмостках, и мы видели все прекрасно. Множество венков, знамен, надписей в гирляндах пестрели над толпой и кругом памятника. В ту минуту, когда депутаты и принц вышли из церкви и стали на приготовленный для них помост, саван упал с фигуры Пушкина, и раздалось громкое «ура», звуки музыки и певчих соединились со звоном колоколов. Вся толпа казалась умиленной. У подножия памятника произнесено было несколько речей, которые я не слыхала. Вечером назначена была иллюминация, мы отправились, но она была неудачна по случаю дождя [7].

 

 

Ко времени детства Марины и Анастасии Цветаевых памятник Пушкину стал уже «обиход»:

Памятник Пушкина был – обиход, такое же действующее лицо детской жизни, как рояль или за окном городовой Игнатьев, – кстати, стоявший почти так же непреложно, только не так высоко, – памятник Пушкина был одна из двух (третьей не было) ежедневных неизбежных прогулок – на Патриаршие Пруды – или к Памятник-Пушкину. И я предпочитала – к Памятник-Пушкину, потому что мне нравилось, раскрывая и даже разрывая на бегу мою белую дедушкину карлсбадскую удавочную «кофточку», к нему бежать и, добежав, обходить, а потом, подняв голову, смотреть на чернолицего и чернорукого великана, на меня не глядящего, ни на кого и ни на что в моей жизни не похожего [8].

 

 

Сестры Цветаевы с няней, вероятно, выходили на Тверской бульвар через Богословский или Сытинский переулок, поэтому к памятнику всегда подходили со спины:

Мне нравилось от него вниз по песчаной или снежной аллее идти и к нему, по песчаной или снежной аллее, возвращаться, – к его спине с рукой, к его руке за спиной, потому что стоял он всегда спиной, от него – спиной и к нему – спиной, спиной ко всем и всему, и гуляли мы всегда ему в спину, так же как сам бульвар всеми тремя аллеями шел ему в спину, и прогулка была такая долгая, что каждый раз мы с бульваром забывали, какое у него лицо, и каждый раз лицо было новое, хотя такое же черное. (С грустью думаю, что последние деревья до него так и не узнали, какое у него лицо) [9].

 

 Второе направление детских прогулок – к Патриаршему пруду (№ 7 на фрагменте Плана) – было не столь любимо, как первое. И путь был короче, достаточно пройти Малым Козихинским переулком, да и встречи там было не с кем ждать: «На Патриарших Прудах – патриархов не было».

Чуть позже для Анастасии Цветаевой и эта прогулка стала привычной. К зиме 1907-1908 года относятся ее воспоминания:

Я ходила на каток, позванивая на ремешке коньками. Под музыку – играл военный духовой оркестр – люди кружились, их заметали снежинки. Высоко в небе горели голубоватые фонари [10].

 

6 февраля 1911 года на катке Анастасия Цветаева познакомилась со свои будущим мужем – Борисом Трухачевым:

КОНЬКОБЕЖЦЫ

Асе и Борису

Башлык откинула на плечи:
Смешно кататься в башлыке!
Смеётся, — разве на катке
Бывают роковые встречи?

Смеясь над «встречей роковой»,
Светло сверкают два алмаза,
Два широко раскрытых глаза
Из-под опушки меховой.

Всё удаётся, все фигуры!
Ах, эта музыка и лёд!
И как легко её ведёт
Её товарищ белокурый.

Уж двадцать пять кругов подряд
Они летят по синей глади.
Ах, из-под шапки эти пряди!
Ах, исподлобья этот взгляд!

. . . . . . . . .

Поникли узенькие плечи
Её, что мчалась налегке.
Ошиблась, Ася: на катке
Бывают роковые встречи!

 

Тверская

Тверская улица начиналась от Воскресенской площади и шла до Триумфальных ворот. К середине XIX века стала богатой торговой улицей. В 1870 году появилось асфальтовое покрытие, в 1896 году — электрическое освещение.

Тверская находится в непосредственной близости от родного для сестер Цветаевых Трехпрудного переулка, поэтому с ней связано больше всего воспоминаний.

На Тверской находились магазины, которые дети посещали вместе с матерью, и которые продолжили любить и в юности:

Ближе всех, на пересечении Настасьинского переулка и Тверской улицы, находился Савостьянов (№ 8 на фрагменте Плана):

Старинные московские магазины… Самый «простой» из них, близких к нам, детям, был Севостьянов [правильно Савостьянов – прим. публикатора]: небольшой магазин, вкусно пахнущий сдобным и сладким. Отсюда раз в неделю шла нам плетеная из лучинок корзиночка с десятком пирожных (почему-то мы звали их «пирóжки») и конфеты [11].

 

Чуть дальше по направлению к Тверским воротам находился магазин Филиппов (№ 9 на фрагменте Плана):

На Тверской же, дальше по направлению к Охотному ряду, сверкал огромными оконными стеклами Филиппов: большой хлебный магазин и кондитерская, с мраморными столиками, где мы с мамой присаживались съесть пирожки с капустой. Горячий, черный филипповский хлеб славился на всю Москву и за ее пределами [12].

 

 

Тут же, неподалеку находились кондитерская Сиу (№ 10 на фрагменте Плана) и магазин Елисеев (№11 на фрагменте Плана):

 

 

Но выше всего – на сказочной высоте – парил Елисеев: зала дворцового типа, уносившаяся ввысь. Недосягаемость цен. Изыски. Заглушенность шагов (опилки) давала ощущение ковра. Люстры лили свет, как в театре. В нем плавились цвета и запахи фруктов всех видов и стран. Их венчали бананы из «Тысячи и одной ночи». Выше всего царил ананас <…> Торты, цукаты, окорока, ветчины; всех сортов и окрасок рыба; икра, омары… Унося скромную покупку, мы не сразу осознавали приобретение! Шли, так обеднев утерей лицезренной красы… [13].

 

А вот воспоминания зимы 1908-1909 года:

Под руку, носы в меховые воротники, — мы идем по Тверской, как и все, возбужденные близостью елки. В замерзших окнах, в оттаявших местах, — как в детстве, ангелы с золотыми трубами, Дед Мороз, елочные украшения <…> Увешанные пакетами (долго копили деньги!) идем вниз по Тверской, мимо Елисеева и Филиппова, мы сейчас свернем к Столешникову переулку, туда, к магазинам Аванцо и Дациаро. Там бывают гравюры, Марина будет искать что-нибудь о Первой империи и рамку для портрета Жозефины [14].

Магазины Аванцо и Дациаро находились на Кузнецком мосту и славились широчайшим выбором печатной продукции: от книг до художественных открыток.

По Тверской сестры Цветаевы добирались до театра Корша (№ 12 на фрагменте Плана):

Мы ходили вдвоем с Мариной в «магический» час сумерек и первых фонарей через Дмитровку в переулок театра Корша покупать билеты <…> Любили ли мы театр? О, да! Игру актеров? О, нет! [15].

Любили сестры Цветаевы и кино. Анастасия Цветаева не называет в своих «Воспоминаниях», какой синематограф они с Мариной посещали. Вероятно, это был синематограф братьев Пате (№13 на фрагменте Плана), находившийся бок о бок с Филипповым.

Иногда мы шли в синематограф, смотрели романтическую картину или что-то смешное, макса Линдера, выходили, устав, щурясь на свет, шли назад, в Трехпрудный [16].

Направляясь в кино или театр, сестры Цветаевы неизменно пересекали Страстную площадь, с любимым с детства Памятником Пушкину и величественным Страстным монастырем. Виртуальная реконструкция, сделанная в 2014-2015  гг. на кафедре исторической информатики исторического факультета МГУ им. М.В.Ломоносова, дает представление, как эти места выглядели в 1910 году.

 

 

Здесь мы закончим наше путешествие. И напоследок, приведу строки Марины Цветаевой, посвященные Тверской:

 

Вот и мир, где сияют витрины,
Вот Тверская, — мы вечно тоскуем о ней.
Кто для Аси нужнее Марины?
Милой Асеньки кто мне нужней?

Мы идем, оживленные, рядом,
Всё впивая: закат, фонари, голоса,
И под чьим-нибудь пристальным взглядом
Иногда опуская глаза.

Только нам огоньками сверкая,
Только наш он, московский вечерний апрель.
Взрослым — улица, нам же Тверская-
Полу взрослых сердец колыбель…

 Библиография:

1. Цветаева А.И. Воспоминания. В 2 т. Т.1. 1898 — 1911  годы. — М.: Бослен, 2008. — С. 99

2. Коркина Е.Б. Летопись жизни и творчества М.И. Цветаевой. В 3 ч. Часть 1. 1892-1922. — М.: Дом-музей Марины Цветаевой, 2012. — С. 45

3. Цветаева А.И. Воспоминания. В 2 т. Т.1. 1898 — 1911  годы. — М.: Бослен, 2008. — С. 119

4. Коркина Е.Б. Летопись жизни и творчества М.И. Цветаевой. В 3 ч. Часть 1. 1892-1922. — М.: Дом-музей Марины Цветаевой, 2012. — С. 13

5. Цветаева А.И. Воспоминания. В 2 т. Т.1. 1898 — 1911  годы. — М.: Бослен, 2008. — С. 33

6. Там же, с. 34

7. Соснина Е.Б. Музы Трехпрудного переулка. Неизвестное о семье Цветаевых в письмах, фотографиях, документах. — М., Иваново, 2005. — С. 126

8. Цветаева М.И. Мой Пушкин

9. Там же

10. Цветаева А.И. Воспоминания. В 2 т. Т.1. 1898 — 1911  годы. — М.: Бослен, 2008. — С. 370

11. Там же, с. 35

12. Там же, с. 35

13. Там же, с. 36

14. Там же, с. 420-421

15. Там же, с. 430

16. Там же, с. 440