А.С. Пушкин – М.И. Цветаева: Седьмая цветаевская международная научно-тематическая конференция (9 – 11 октября 1999 г.), [Москва]: Сборник докладов. – М.: Дом-музей Марины Цветаевой, 2000. – 384 с.

Конференции 1990-х годов, первые мероприятия, осуществлявшие попытки научного освещения цветаевского наследия, заложили прочную основу для работы следующих поколений. Тема  VII конференции — одна из таких основ. Связь двух титанов мировой культуры нуждается в постоянном осмыслении, и глубина его безгранична. В то время далеко не все тексты Цветаевой были доступны для изучения. Тем важнее количество и качество находок, открытий, выводов, сделанных на известном материале. О разнообразии этих находок свидетельствует содержание

Н.И.Катаева-Лыткина. Вступительное слово 5

I Пушкиниана Марины Цветаевой

И.В.Кудрова. Цветаевские лейтмотивы в пушкинской теме 9

С.Ю.Лаврова. «Формула Пушкина» в цветаевской интерпретации 16

Е.В.Сомова. Мера как чувство и смысл в цветаевской пушкиниане 23

М.В.Ляпон. Пушкиниана Цветаевой как отражение ментального модуса личности 32

Д.Н.Ахапкин. О некоторых особенностях риторической организации текста (Очерк Цветаевой «Наталья Гончарова») 44

Л.В.Спесивцева. Феномен Пушкина в поэтическом сознании М.Цветаевой 50

С.А.Ахмадеева. Аппликативная метафора в актуализирующей прозе («Мой Пушкин» .Цветаевой) 59

Е.Л.Кудрявцева. Лингво-стилистический анализ поэтического текста М.И.Цветаевой Петр и Пушкин» (на занятии со студентами-иностранцами продвинутого этапа обучения) 75

II «Пушкинский миф» в сознании М.Цветаевой

Н.О.Осипова. «Моцартианский миф» в поэтическом сознании М.Цветаевой (К художественной рецепции «Маленьких трагедий» А.С.Пушкина) 97

Р.С.Войтехович. Орфей, Фаэтон, Ахиллес и Пушкин (О пушкинском мифе Марины Цветаевой) 107

Уте Шток. Что такое Пушкин Цветаевой? 112

Г.Ч.Павловская. А.Пушкин и его персонажи в контексте дионисийского мироощущения

М.Цветаевой 119

Е.А.Надеждина. Пушкин раннего детства Марины Цветаевой 125

III Пушкин, Цветаева и другие…

О.Г.Ревзина. Отношение к слову у Пушкина и Цветаевой 131

О.К.Крамарь. Рецепция пушкинских мотивов и образов в драматургии М.Цветаевой 155

Т.Е.Малова. Пушкинские реминисценции в эстетике М.Цветаевой 161

Е.Л.Лаврова. А.Пушкин и М.Цветаева о поэте и поэтическом творчестве 168

В.А.Маслова. Время в поэтической картине мира М.Цветаевой и А.Пушкина 172

Н.П.Комолова. Итальянские мотивы в творчестве Пушкина и Цветаевой 177

В.М.Хаимова. Лирическая поэма М.Цветаевой на фоне романтической поэмы А.Пушкина189

А.В.Флоря. Цветаева и Пушкин: сопоставительный анализ репрезентативных текстов 204

Т.В.Цвигун. К описанию текстопорождающего механизма в традиции русской литературы начала XIX и XX вв. (На примере поэтик А.С.Пушкина и М.И.Цветаевой) 215

Е.Ю.Муратова. Москва А.С.Пушкина и Москва М.И.Цветаевой 226

Л.Г.Панова. Стихи о Москве М.Цветаевой и О.Мандельштама: два образа города – две поэтики – два художественных мира 236

Т.В.Алешка. «Он один у всех и свой у каждого…» (А.С.Пушкин в творчестве Марины Цветаевой и Беллы Ахмадулиной) 251

Р.С.Войтехович. «Exegi monumentum…», или Поединок Цветаевой с Брюсовым 263

Ю.В.Явинская. Семантика образа человека у Хлебникова и Цветаевой 268

Мария-Луиза Ботт. Музыкальный образ художника и его времени (Марина Цветаева в произведениях Д.Шостаковича, А.Шнитке, С.Губайдулиной) 273

В.Я.Вульф. Судьба Натальи Николаевны Гончаровой-Пушкиной 298

Г.К.Кочеткова. Два поэта 311

IV Поэт Цветаева: эстетика творчества и жизненные связи

Е.К.Соболевская. Пратекст и текст (По поводу творческих рефлексий М.Цветаевой) 317

Т.В.Козьмина. Поэтическая судьба М.Цветаевой: творческое служение и воля 324

Г.Ч.Павловская. Влияние немецкого романтизма на концепцию творчества М.И.Цветаевой 332

А.Ливингстон. Об английском переводе поэмы «Крысолов» 338

Л.А.Данилова. Творческая судьба художника Николая Вышеславцева 344

И.В.Баканова. «Вам, Марина, мы тут не судьи…» (Об архиве Аллы Головиной) 349

Л.Цибарт. Новые адресаты Марины Цветаевой 359

Д.А.Беляев. Письма С.Я.Эфрона Богенгардтам (Новые поступления в Архив Русского Зарубежья Дома-музея Марины Цветаевой) 362

Д.Н.Ахапкин. Послесловие 367

А.В.Флоря. Учимся понимать настоящую Цветаеву (Об ежегодных цветаевских конференциях) 375

Отметим лишь несколько работ из этого богатого материала.

О.Г.Ревзина в статье «Отношение к слову у Пушкина и Цветаевой» раскрывает не всегда явные и тем более важные глубинные связи двух поэтов.

…Общепризнан итог стилистической реформы Пушкина: «…самая стилистическая окраска слов становится сильным изобразительным средством». Вплоть до Бродского этот принцип остается неизменным, но само использование стилистического «внутриязыкового многоязычия» … выступает как отличительная черта художественного мышления поэта. По данной характеристике Цветаева в ХХ веке оказалась едва ли не самой верной ученицей Пушкина.

Автор разъясняет смысл результата такого «верного учения»:

Как и Пушкину, Цветаевой был свойствен динамизм языкового сознания. Если в ранних сборниках стилистические возможности русского слова не отрефлексированы как индивидуально-авторское выразительное средство, то в дальнейшем Цветаева во многом переносит пушкинские принципы в собственное художественно-языковое мышление.

Это заключение может стать важнейшим советом литераторам, которые ищут ориентиры для достижения собственных высот в искусстве. Не быть как Пушкин или Цветаева, не подражать им, а вдохновляясь их работой, искать свое, основываясь на тех же принципах.

Еще одно важное положение статьи:

Одним из чудесных свойств пушкинского гения было создание валидных, то есть ценностных для языкового сознания и мышления высказываний. Оптимальный выбор языковых форм в таких высказываниях представлен не в абстрактных схемах, но в наглядных образцах, в которых угаданы законы русского языка и пути его развития. Применительно к стилистическим характеристикам слова это особенно очевидно, ибо сущность пушкинской языковой реформы состояла именно в стилистической упорядоченности языка.

Хотелось бы высказать собственное мнение: все же Цветаева, в отличие от Пушкина,  не создала стиль, который стал бы общепринятым современным средством литературного выражения. Ее эксперименты и результаты остались чисто «цветаевскими»: мы по одной строке сразу узнаем Цветаеву, но не видим ее в других текстах. Нет и цветаевской литературной школы, учеников, продолжателей (подражателей — тьма, но эпигоны остаются эпигонами). Работа Цветаевой в узко стилистическом плане, пользуясь ее же выражением о «правде поэта», — «тропа, зарастающая по следам». Ценность цветаевского феномена я вижу во вдохновляющей силе примера свободы и результативности поиска, который автор ведет на своем поле, в своей сфере самовыражения, и в масштабности открытий, совершенных ею на всех уровнях поэтики. В этом плане она, безусловно, сыграла роль реформатора современного языка на том же уровне, что и Пушкин.

Ведь и сама Цветаева не подражает Пушкину, не явно продолжает его работу, а вдохновляется ею и создает свое. По наблюдениям автора:

В плане использования высокой лексики цветаевские тексты могут быть распределены как раз по тем типам, которые выделяются у Пушкина. …это собственно языковое многоголосие, то есть введение  в текст точки зрения, стоящей за славянизмами. … Другой тип – это тексты, в той или иной степени ориентированные на евангельские, библейские сюжеты, молитвы. … Наконец, мы сталкиваемся с широким использовании славянизмов в «Крысолове» и в античных трагедиях, где идет речь об иных временных эпохах и об иной культуре. «Ариадна» и «Федра», можно сказать, не привлекали внимания исследователей. Между тем это уникальный опыт языкового симбиоза в жанре высокой драматургии.

Автор рассматривает этот вопрос на примере трагедии «Ариадна» и заканчивает рассуждения выводом:

Пушкин, скорее всего, не одобрил бы цветаевской концепции, а вот язык, хочется думать, его бы заинтересовал. И как ни избито теперь звучат цветаевские цитаты, хочется напомнить: «Прадеду – товарка: В той же мастерской!»

Р.С.Войтехович находит интересный ракурс пушкинской темы в статье «”Exegi monumentum…”, или Поединок Цветаевой с Брюсовым», обнаружив присутствие в сюжете отношений двух современников мотивов пушкинского текста-завещания «Памятник».

Как всегда, наблюдения и выводы автора бывают неожиданны, но наделены безупречной доказательностью и плодотворностью. Для анализа он выбрал

текст, где эта тема находит диалектическое и достаточно изысканное решение, а именно эссе «Герой труда» (1925), посвященное памяти Брюсова.

Связь с темой Пушкина автор видит в мотиве «Рима»:

Для объяснения богатой, но противоречивой натуры Брюсова Цветаева подыскивает слово, непременно одно, которое могло бы объяснить в Брюсове все: все его доблести и пороки, взлеты и падения. И она находит это слово: «Римлянин»: «Брюсов был Римлянином. Только в таком подходе – разгадка и справедливость» … понятие «римлянина» для Цветаевой вмещает в себя совсем не то, о чем можно было бы подумать – не переводы латинских авторов, не романы из римской жизни, не латинские цитаты у Брюсова: … Во всех «римских» характеристиках Брюсова сквозит понятие границы, меры, грани и ограниченности. … Брюсов мечтает о памятнике при жизни и сам становится «памятником», «каменным гостем», и главное в этом тоже – понятие границы

Автор объясняет присутствие пушкинских мотивов в брюсовском творчестве так:

…Русский поэт (Брюсов – не «русский» поэт – «римский») не стремится к славе, он просто знает, что она будет, и относится к ней без энтузиазма …Брюсов … «завоевывает» то, что уже было создано до него … Среди «завоеваний» Брюсова есть и «Памятник» Пушкина

А вот как происходит «сражение» двух поэтов:

…в сцене выступления Цветаевой на вечере девяти поэтесс.…она является в «военном» костюме, с офицерской сумкой через плечо. …Это не рыцарский турнир, а бой гладиаторов на сцене Политехнического музея, имеющего форму амфитеатра. … Поединок с Брюсовым не может быть состязанием равных, возможно только восстание. Героиня читает стихотворение «Руку нá сердце положа…» (1920), где именует себя аристократкой (едва ли не царского рода) и одновременно «мятежницей лбом и чревом». … Брюсов немедленно просит закончить выступление.

Знаменательны последние слова этого стихотворения:

Да, ура! – За царя! – Ура!

Восхитительные утра

Всех, с начала вселенной, въездов!

 

Выше башен летит чепец!

Но – минуя литой венец

На челе истукана – к звездам!

(II, 539–540)

Подоплека выбора, как считает автор, — в глубинной связи текста с «Памятником» Пушкина, с одной стороны, и с личностью Брюсова — с другой:

… Мне известно только одно такое изображение русского монарха – конная статуя Петра Первого в Петербурге, созданная Фальконе по образцу конной статуи Марка Аврелия, римского императора. «Истукан» – это и есть «царь» в своей «римской» ипостаси. …В лице «истукана» терпит поражение и Брюсов, и все «римское», причем побивается Брюсов собственным оружием, поскольку бронзовые лавры на челе «истукана» – явная метафора «терниев», сквозь которые «чепец» летит «к звездам»: per aspera ad astra. Запустив в небеса «чепцом» вместе с «главою непокорной» …Цветаева контрабандой «воздвигла» и себе «памятник нерукотворный». Назло Брюсову и александрийскому столпу, на который он взобрался (Брюсов – поэт-александриец, как известно).

Вывод статьи звучит по-цветаевски многозначно:

… Брюсов в этой сцене, конечно, повержен. Но дальше происходит то, что должно было произойти. Пенфезилея – Цветаева признается в любви своему «врагу». Не на эстраде Политехнического, а теперь, когда Брюсова уже действительно нет в живых, в самом эссе, где она дважды требует поставить ему памятник: в Риме и в России. Третий памятник – «нерукотворный» – она возводит ему сама. Этот памятник и есть эссе Марины Цветаевой «Герой труда».

Интересно и полезно заключительное слово конференции принадлежащее А.В.Флоря: «Учимся понимать настоящую Цветаеву (Об ежегодных цветаевских конференциях)»

Обзор начинается с анализа «предыстории» конференций:

… всегда читатели открывали какую-то другую Цветаеву: то одаренную девочку, то эпигонку Ахматовой, то московскую Анну Радлову, то богемную поэтессу… Ее как будто ж признавали, но подлинный масштаб ее таланта был ясен немногим. Понимание пришло к шестидесятым годам. … Акцентировались поэтическое мастерство Цветаевой, тонкость любовной лирики, патриотизм, и особенно трагическое заблуждение, впоследствии преодоленное, т.е. эмиграция и возвращение в СССР. В то же cамoe время Цветаева была культовым автором нон-конформистов, а также сервильно-фрондирующего бомонда. Наконец, в период «перестройки» состоялось еще одно «открытие» Цветаевой – на сей раз антисоветской. На рубеже «перестройки» и «постперестройки» Цветаева начала осваиваться в сексопатологическом ключе. Каким было общество, таким и «цвeтaeвидениe». И цветаеведение: работы о Цветаевой были и вульгарно-социологическими, и историко-биографическими, и психоаналитическими и т.п., даже постмодернистскими, т.е., такими, авторы которых произвольно выстраивают, например, интертекстуальные схемы, используя при этом отдельные цветаевские строки как повод к самовыражению. Были и есть безусловно ценные научные труды, в которых осмысливаются и жизнь, и творчество поэта, труды литературоведческие, лингвистические, общесемиотические – статьи и монографии А.А.Саакянц, Л.В.Зубовой, E.Фарыно, М.Л.Гаспарова, О.Г.Ревзиной и других авторов, которых интересует сама М.И.Цветаева, а не ее соответствие конъюнктуре конкретной эпохи.

Затем оценивается ситуация в цветаеведении, соответствующая моменту проведения конференции:

…политическая, идеологическая сторона поэзии Цветаевой утратила свою значимость для исследователей … но приходит осознание того, что это одна из граней цветаевского творчества. Равно как и ее рискованные эксперименты над языком. Цветаева дорога нам не тем, что воспела белогвардейцев и царскую семью, и не тем, что своими – далеко не всегда оправданными и удачными – языковыми эскападами как бы дала индульгенцию современным литераторам, ломающим языковые и литературные нормы, которыми они не в состоянии овладеть.

Делается вывод, к которому хочется присоединиться без оговорок:

К убеждениям, творчеству, языковому экстремизму Цветаевой можно относиться «амбивалентно», однако не будет преувеличением сказать, что, возможно, Цветаева – самый гениальный русский поэт XХ в.

В этом плане мне как читателю и литератору чрезвычайно близко утверждение  автора:

…последние годы резкое падение культуры – и речи, и литературного творчества. Цветаева необходима нам как образец изощрённого владения языком, укор косноязычию и стихотворной неопрятности.

Думается, что для профессиональных филологов и сегодня актуальны  советы автора:

…В лингвистическом анализе преобладает лексико-семантический уровень (показательно даже название рубрики в сборнике 1998 г. – «Поэтическое слово Марины Цветаевой»). … цветаевская лирика дает богатый материал для исследований на других уровнях, особенно на грамматическом – более консервативном, трудно поддающемся трансформациям. … такие материалы были бы украшением конференции.

Я могла бы добавить к этим словам и желание реализовать наконец возможности, которые дают филологам компьютерные технологии. Сегодня существуют программы, позволяющие анализировать лингвистические аспекты чрезвывычайно плодотворно, — но известные мне примеры реализованы на англоязычных текстах. Судя по всему, российская филологическая наука в этом плане отстает от мировой, и очень хотелось бы, чтобы это отставание преодолевалось. В частности, компьютерные технологии дают информацию, которая позволяет создать «статистический профиль» автора: выявить точные количественные характеристики средств его поэтики. Таким образом закладывается полноценная основа для выводов, о которых говорит автор статьи:

… лингвистическая сторона текста, техника его построения – это еще не стиль, а манера. Идиостиль – понятие более широкое. Ядром его является миросозерцание поэта, в том числе и его самоосознание.

Автор называет среди направлений такой работы

…попытки исследователей выстроить поэтический мир Цветаевой (здесь была бы полезна методика А.К.Жолковского и Ю.К.Щеглова, разрабатывавших эту проблему в структурно-семиотическом ключе). Учеными рассматриваются преимущественно отдельные семемы и мифологемы, релевантные для Цветаевой

Совершенно необходимо формирование широкой объективной картины цветаевского феномена:

…постоянно затрагиваются вопросы, связанные с интертекстуальностью, культурным фоном цветаевского творчества: параллели Цветаева – Данте, Цветаева – Пушкин и др. …Трудно переоценить значение работ на биографические и культурно-исторические темы, богато представленных на Цветаевских конференциях

И, разумеется, важнейшим направлением является подготовка и проведение самих конференций как примера подлинно научной работы:

… Несомненным достоинством конференции следует считать ее личностный, индивидуальный, а не «формально-академический» характер. Доклады отличаются добротностью, серьезностью, высокой филологической и/или исторической культурой, но и отражают любовь авторов к Цветаевой и их преданность своему делу. Искренность и увлеченность докладчиков придают конференции особое человеческое обаяние.

По этому поводу хочу заметить, что конференция, прошедшая в октябре 2016 года, вполне отвечала этим рекомендациям, и я рада, что мой посильный вклад в это мероприятие, соответствовал мыслям автора — по крайней мере, в части увлеченности и серьезности отношения к работе.

Удивительно актуальными остаются заключительные слова статьи:

… Одной из главных причин переживаемого нами жестокого кризиса стало именно неумное и неуемное желание самовыражения при полном нежелании считаться с действительностью. …в эпоху пресловутой «перестройки» большáя часть творческой интеллигенции, особенно бомонда, оказалась не на высоте своего предназначения, своим творческим нарциссизмом скомпрометировав начавшийся тогда культурный ренессанс – попытками приспособить вновь открытое искусство к «новому мышлению» или сделать его приложением к себе. Цветаевские чтения не без успеха борются с этой профанацией культуры. Мы учимся понимать настоящую Цветаеву (и через нее – русский язык и еще многое другое). Она же спасает нас от умственной и духовной энтропий. Это, конечно, не панацея от наших бед, но очень действенное лекарство.

Сегодняшняя ситуация доказывает, что «жестокие кризисы» — явление постоянное и неизбежное. Райской жизни не будет никогда. Работа, которая ведут сегодня цветаеведы, корнями уходит в основы, заложенные первыми конференциями. И в этом залог успешного развития цветаеведения как науки и как неотъемлемой части отечественной и мировой культуры.