1937 год отмечен тремя крупными творческими удачами Цветаевой.

Повод для создания очерка «Мой Пушкин», над которым Цветаева начала работу в 1936 году,  явился в образе мрачноватой годовщины — столетия со дня гибели поэта. Трагическая суть этой даты оказалась для Цветаевой столь же мощным мотивом, как известия о смерти любимых друзей. И целью вдохновенного порыва стало то же, что лежало в истоках «Живого о живом», «Пленный дух» и других мемуарных произведений: вырвать из небытия, духовно воскресить, восстановить образ любимого друга, увековечить и прославить на века в его истинном, живом облике.

Исследователи отмечают в очерке очередное проявление связи концов и начал как леймотива творческой линии Цветаевой этого периода:

…в «Моем Пушкине» миф о становлении поэта оборачивается мифом о его человеческом конце — событии, которое на протяжении 1930-х годов несколько раз заставляет Цветаеву вписывать новые главы в свой эпос. (Шевеленко: 371)

Мысли, рождавшиеся во время работы над очерком, получили продолжение в эссе«Пушкин и Пугачев». Выбор темы имел для Цветаевой ту значимость, что отвечал ее отношению к проблеме восприятия образа поэта в зеркале традиций и его истинного облика. Как считает Л. Зубова,

Цикл «Стихи к Пушкину» … меняя романтический тон стихов о Пушкине … на полемический, содержит в себе эмоциональные, концептуальные и логические основы будущих прозаических произведений «Искусство при свете совести » (1932), «Мой Пушкин» (1936), «Пушкин и Пугачев» (1937). … Позиция Цветаевой, утверждающей вневременную и внесословную ценность пушкинского сопротивления стереотипу, противопоставлена и позиции современников Пушкина, воспринимавших его в контексте бытового поведения, и позиции русского окружения Цветаевой в Париже, которое использовало имя Пушкина в защиту традиций против авангардизма, и позиции русских авангардистов, призывавших сбросить Пушкина с парохода современности. (Зубова)

1937 год принес и еще одно мрачное известие. В письме от Али, вернувшейся к тому времени в Советский Союз, сообщалось о смерти давней знакомой Цветаевой — актрисы Вахтанговского театра Софьи Голлидей. За все время, прошедшее со дня расставания подруг, это имя почти не находило упоминания в цветаевских текстах. Но осознание, что Сонечки больше нет, потрясло так, словно смерть случилась сегодня, буквально на глазах, осветило новым светом давние воспоминания, заставило заново пережить и осмыслить историю отношений, протекавших на драматическом фоне гражданской войны. И вновь, как и в предыдущих подобных ситуациях, вся мощь творческого вдохновения оказалась направленной на воссоздание духовного облика умершей подруги.

Все лето, проведенное на океане, Цветаева трудилась над «Повестью о Сонечке».

Она воскрешала весенние месяцы 1919 года — такого страшного в конце, что первые его месяцы теперь казались почти легкомысленными: тогда еще были надежды, были радости. Голод уже набирал силу, но обе дочери еще были рядом — и целых три весенних месяца были озарены нежной дружбой с маленькой, прелестной и своенравной актрисой Второй студии Художественного театра. Теперь, спустя восемнадцать лет, Марине Ивановне казалось, что она никого и никогда не любила в жизни так, как эту Сонечку, покорившую ее душевным богатством и щедростью еще больше, чем актерским талантом.

И все лето в Лакано прошло под знаком той весны девятнадцатого года; это были не воспоминания, а живая реальность, видимая, правда, ей одной. Даже вставая из-за стола, она продолжала слышать голос Сонечки, ее интонации, ее смех. Это помогало ее перу. (Кудрова: 526)

Эхо законченной прозы отозвалось и в стихах «Были огромные очи…» Финал стихотворения:

Что же вы с пеплом содеяли?

В урну — такую — ее?

Что же с горы не развеяли

Огненный пепел ее?

возможно, отражает тайную мечту самой Цветаевой о подобном посмертном бытии: развеяться, раствориться в мире, слиться с природой, стать ее вечной, бессмертной частью.

Стихотворение было написано 30 сентября 1937 года. Через несколько дней произошло убийство Игнатия Рейсса, в котором оказался замешан Сергей Яковлевич Эфрон.

Событие перевернуло жизнь семьи и предопределило путь к общему роковому финалу. С более-менее установившейся жизнью в эмиграции было покончено. 1937 год стал и рубежом творческого пути Цветаевой.

ЛИТЕРАТУРА

1. Зубова — Зубова Л.В. Язык поэзии Марины Цветаевой (фонетика, словообразование, фразеология).  СПб.: Издательство Cанкт-Петербургского университета, 1999.
2. Кудрова — Кудрова И. В. Путь комет: Жизнь Марины Цветаевой.  СПб.: Вита Нова, 2002
3. Шевеленко — Шевеленко И. Д. Литературный путь Цветаевой: Идеология — поэтика — идентичность автора в контексте