Фильм о Цветаевой «Зеркала» (М. Мигуновой) вызывает неоднозначные эмоции. Впрочем, то, что эмоции вообще возникли – это уже признак работы, заслуживающей внимания.

Не хочу пересказывать сюжет и описывать историю создания картины. С этим прекрасно справятся другие люди. Моя цель – рассказать о своих впечатлениях, отметить удачные и неудачные моменты с точки зрения зрителя. И поклонника Марины Цветаевой.

Принято начинать с хороших новостей, с комплиментов и т.д. Но в этот раз я хочу нарушить традицию и сначала рассказать о том, что мне не понравилось.

Во-первых, мне были не совсем понятны мистические вставки. Зачем? Кровь, заливающая страницы черновиков… Лошадь, белая и прекрасная, но заслоняющая небо… Все это вызывает досаду. К чему эти дешевые трюки, когда работаешь с таким интересным и многогранным материалом?

Во-вторых, как человеку, не знающему французский язык, мне не понравились сцены, в которых герои говорят исключительно на нем. Вы, конечно, можете развернуть этот упрек в мою сторону. Заявить: «Кто же виноват, что ты не полиглот?» Но, послушайте! Давайте исходить из целей автора фильма. Она хотела донести до зрителя свои мысли или просто произвести впечатление?

Допускаю, что это осознанный режиссерский ход, чтобы привлечь внимание к определенным сценам. Разговор со священником и разговор с прокурором… Постойте, а это и впрямь интересно. Какая неожиданная параллель! Сама только сейчас, при написании этих строк, обратила на нее внимание. Тот, кто отпускает грехи, и тот, кто выносит приговор, говорят на одном языке. Повеяло философией.

Но я отвлеклась. Да, сейчас я готова согласиться, что выбор языка для этих сцен был умышленным. Но почему бы не пустить субтитры? Впрочем, важны ли слова, когда человек приходит к священнику и чиновнику?

Ладно, перейдем к следующему не понравившемуся мне моменту. Это биографические неточности. Вопрос, продолжающий мучить поклонников Цветаевой, кто является отцом Мура, никаким вопросом уже давно не является. Роман с Родзевичем закончился в начале 1924 года. Об этом свидетельствует хотя бы то, что в это время Цветаева создает «Поэму Горы» и начинает работу над «Поэмой Конца». Георгий родился больше чем через год после этих событий. Но в фильме момент расставания искусственно сдвинут, чтобы, так сказать, сохранить интригу.

Написала это и задумалась, а что важнее биографическая точность или художественность произведения? Вспомните, ведь и сама Марина Цветаева не раз слегка искажала хронологию, чтобы добиться нужного ей эффекта. Ее автобиографическая проза до сих пор вызывает споры. Не понятно, чего в ней больше, достоверных фактов или вымысла.

Вот так, очередной недочет при ближайшем рассмотрении оказался достоинством. Оказывается, не все так просто с этим фильмом. Что ж, не буду больше ставить себя в неловкое положения, играя роль судьи, а перейду к описанию понравившихся мне моментов.

Прежде всего, хотелось бы отметить прекрасную игру Виктории Исаковой. Хорошего актера отличает то, что он погружается в образ целиком. От тонких пальцев, судорожно сжимающих папиросу, до выражения глаз, гордых и робких одновременно, — все напоминало Цветаеву. Возможно, мне помогло то, что я не помнила Викторию Исакову в других ролях. Я не отвлекалась на сравнения и воспоминания, просто сразу поверила, что передо мной сама Марина.

Еще одним несомненным достоинством является то, что автор попытался быть объективным. А это очень сложно, тем более, когда речь идет о такой противоречивой личности. Не замалчивать факты, пусть даже показывающие героиню не с лучшей стороны, но и не становиться ее судьей — сохранить равновесие на этом пути способен только настоящий профессионал.

Отдельно бы хотелось отметить некоторые очень выразительные сцены. Мне запомнились две, но по эмоциям, которые они вызвали, их стоит прировнять к десяткам.

Первая – проводы Ариадны в Советский Союз. Дочь, окруженная щебетанием подруг, и мать, стоящая в сторонке и держащая тюк с вещами, как младенца. Ничего напоказ. Вся сцена построена на внутренних ощущениях. Знаете, так бывает, когда книгу сравниваешь с фильмом. В книге на десятках страниц описываются внутренние монологи героя, его сомнения и переживания. А в фильме этот момент сжимается до 1-2 секунд, в течение которых герой сидит в кадре и молчит. Так и здесь. Короткая сцена, как концентрат любви, заботы и страха.

Вторая – чтение стихов под возмущенные возгласы и топот удаляющихся ног. Эта сцена построена на контрасте. Выступающая перед Цветаевой поэтесса, декламирующая о чей-то смерти, о переживаниях, заслужила шквал аплодисментов. А от реальной человеческой трагедии, решившейся предстать перед толпой, все отвернулись. Оказывается, люди милосердны только на словах или в тех случаях, когда от них не требуется никаких действий или усилий. Сочувствуют вымышленным персонажам, но не способны проявить сострадание к настоящей человеческой беде.

Пора подвести итог. Странная ситуация с этим фильмом. После просмотра, я не готова была сказать, что он мне понравился. Но чем дольше думаю о нем, тем больше достоинств нахожу. Таким, наверное, и должно быть хорошее кино. Не как конфета, которую съел и забыл. А как пилюля, которую проглатываешь, морщась, а потом чувствуешь ее благотворное влияние на весь организм.

Читайте продолжение статьи Фильм о Цветаевой «Зеркала». Слово режиссеру.