В предыдущей заметке мы обнаружили подобие сюжетных линий, мотивов и образов цветаевской поэмы и пушкинско-титовской повести «Уединенный домик на Васильевском острове». Теперь попробуем вглядеться, в чем оно состоит.

Моменты сравнения рассмотрим в двух ракурсах, соответственно первой и второй частям поэмы — событиям до смерти Маруси и после ее чудесного воскрешения.

Вот как излагает сюжетную канву «Мóлодца» автор одного из исследований:

«В первой части поэмы рассказывается история Марусиной любви и смерти: встреча с Мóлодцем, его предложение выйти замуж; первое тайное свидание, когда Мóлодец открывается Марусе, говорит о своей инфернальной природе, советует ей рассказать об этом людям и даже объясняет, каким образом его можно убить; в противном же случае, предупреждает Мóлодец-упырь, умрет брат Маруси; Маруся хранит молчание, умирает ее брат; та же угроза повторяется и исполняется по отношению к матери Маруси, а затем доходит очередь и до самой героини, которая предпочитает хранить молчание и умереть, нежели выдать любимого; она умирает, признавшись подругам, что грешна перед Богом, и ее хоронят не на кладбище, а у дороги. Так заканчивается первая часть. Важной приметой всех речей Мóлодца является прямота, с которой он объясняет Марусе, как она должна поступить, чтобы избавить себя и близких от гибели; он не хочет никого губить, но не властен над своими инфернальными потенциями: если не убивают его, то убивает он» (Шевеленко: 235-236).

В повести завязка принципиально иная:

 «Варфоломей всё более и более вкрадывался в доверенность вдовы; добродушная Вера, которая привыкла согласоваться слепо с чувствами своей матери, забыла понемногу неприятное впечатление, сперва произведенное незнакомцем; но Павел оставался для нее предметом предпочтения нескрытного» (Пушкин)

Инфернальный герой действует по правилам этикета и начинает подход с матери (заметим, что и в деревенской среде, где происходит действие «Мóлодца», был принят такой же порядок ухаживания). При этом ему приходится бороться за влияние с Павлом, «официальным кандидатом» в женихи. Соперника устраняют с дороги, подцепив его на удочку светского увлечения. В «Мóлодце» человек, который становится мужем Маруси, появится лишь во второй части.

Все речи Варфоломея лукавы, лживы, циничны. По сравнению с ними угрозы и внушения Мóлодца обнаруживают прямолинейность искреннего человека, который говорит и действует так потому, что обречен на эти слова и действия управляющей им темной силой инфернальной любви.

Мотив дьявольского соблазнения невинной девушки — достаточно традиционный, имеющий корни в вековой фольклорной традиции. Повесть в этом ракурсе от традиции не отступает. Таким образом, сравнение первой части событий Мóлодца с повестью дает новую возможность оценить, насколько своеобразным, оригинальным стало цветаевское прочтение сюжета, почерпнутого из сборника народных сказок Афанасьева.

Оригинальной в повести скорее можно считать линию Павла. Об этом свидетельствуют интереснейшие наблюдения, зафиксированные в записных книжках А. А. Ахматовой. Но эта тема находится за рамками нашего анализа.

А у нас интересные выводы продолжают возникать при сравнении второй части Мóлодца с повестью. Последовательность этих событий в изложении исследователя выглядит так:

Во второй части душа умершей Маруси воскресает — в виде цветка. Вторая часть поэмы рассказывает о жизни героини после этого чудесного воскресения: цветок срывает проезжий барин, выхаживает его, и нежданно цветок оборачивается молодой девушкой — Марусей; она становится женой барина, и они живут вместе, соблюдая лишь некоторые особые правила, на которых настаивает Маруся …у них рождается сын; в какой-то момент барину начинает казаться нелепым затворничество жены, сначала он созывает гостей, а затем заставляет Марусю отправиться с ним и с ребенком в церковь к обедне; там Маруся, не в силах подчиниться запрету, взглядывает во время службы на икону — и тут же, подхваченная вихрем пламени, уносится из церкви навстречу своему небесному спутнику:

Полымем-пёклом,

Полным потоком

 

Огнь — и в разлете

Крыл — копия

Яростней: — Ты?!

— Я!

 

Та — ввысь,

Тот — вблизь:

Свились,

Взвились:

 

Зной — в зной,

Хлынь — в хлынь!

До—мой

В огнь синь. (Шевеленко: 236-237)

«Огнь синь» — кажется, этот оборот стал одним из самых ярких символов, которые связываются не только с «Мóлодцем», но и с цветаевской любовной лирикой вообще. Действительно: он стал необычайно краткой и емкой формулой, отражающей величайший накал страсти. Ведь разгоревшийся огонь полыхает всеми красками, доходя до максимума — досиня.

Заглянем в повесть. И там кульминация событий — пожар, который начинается вслед за тем, когда Варя проявляет твердость и отказывает дьяволу во взаимности.

В этот миг словно пушечный выстрел пробудил спящую служанку. Она очнулась и в страхе увидела двери отворенными настежь, комнату в дыму и синее пламя, разбегавшееся по зеркалу и гардинам, которые покойница получила в подарок от Варфоломея (Пушкин)

Таким образом, и здесь присутствует вполне логичное, традиционное изложение событий: вслед за отказом незамедлительно следует месть. Дом старушки-вдовы горит, подожженный неведомой рукой, и стихия не поддается рукотворному укрощению — пока не сгорит окончательно.

«Синее пламя» и «Огнь-синь» — образы, обозначающее одно и то же — но в разном плане. «Синее пламя» Варфоломея — символ ярости как следствие неудовлетворенной страсти, «Огнь-синь» — символ страсти удовлетворяемой: той, высшей, в которой горят, не сгорая.

Интересно отметить, что неугасимый пожар как средство мести сближает «Уединенный домик…» с другим произведением: сказкой «Медвежонок», которая была написана ровесницей Пушкина Софией де Сегюр, французской детской писательницей русского происхождения, в 1858 году:

«Снова Жаба, все та же Жаба! Она явилась ко мне и сказала:

«…Через несколько дней, может быть, через несколько часов я обрушу на всех вас оглушительную месть…»

…Прошел едва ли час всеобщего сна, как Фиалка проснулась от запаха гари.

…Полуодетая Мальва вбежала в залу:

— Мы погибли, сударыня! Пламя охватило весь дом; двери, окна заперты; невозможно ничего открыть» (Перевод наш).

Мы уже рассказывали сказках Сегюр и их связи с цветаевским творчеством в наших заметках. Но сюжет о связях с Пушкиным так же уходит от темы нашего краткого анализа.

Мы отметили лишь два момента, которые буквально бросились в глаза и показались интересными при прочтении повести «Уединенный домик на Васильевском острове». При более глубоком взгляде наверняка найдутся новые интересные факты. Так содержание одного произведения, вступая в сравнение с другим, при наличии признаков подобия, становится фоном, на котором рельефнее выявляются мотивные и сюжетные линии другого произведения, и в итоге обогащается представление об обоих сравниваемых текстах.

ЛИТЕРАТУРА

1. Пушкин — Пушкин А. С. Уединенный домик на Васильевском : Приложение // Пушкин А. С. Полное собрание сочинений: В 10 т. — Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1977—1979. Т. 9. История Петра. Заметки о Камчатке. — 1979. — С. 351—373.
2. Шевеленко — Шевеленко И. Д. Литературный путь Цветаевой: Идеология — поэтика — идентичность автора в контексте эпохи. М.: НЛО, 2002.