Со 2 июля пошли письма из Фавьера. Основной их мотив — тотальное недовольство:

 

 

 

Дом – дико беспорядочный, сад в ужасном виде …ждите письма (целой жалобной книги на фавьерскую эмиграцию) (Цветаева 7: 291)

За 1½ километра с ближайшего ж<елезно>д<орожного> пункта до Фавьер’а с нас взяли 15 фр<анков> — на русском автомобиле. Имущие русские — беспощадны. (МЦ-АТ: 267)

…Море — блаженное, но после Океана — по чести сказать — скучное: чуть плещется, — никакого морского зрелища. (МЦ-АТ: 268)

Цветаева приглядывалась к месту, природе, окружению — настороженно и недоверчиво. Пережитые испытания еще тяготели над душой, и все происходящее виделось в черном свете.

Я давно уже выбита из колеи писанья. Главное — нет стола, а если бы и был — жара на чердаке тропическая. Но еще главней: это (вся я) никому не нужно. (Там же)

Она сознавала, что «это, в лучшем случае, зовется «неврастения». Но состояние от этого сознания не менялось.

А через несколько дней стало совсем плохо: кончились деньги, добыть их было негде. Цветаева кидается за помощью к Тесковой, умоляя подарить ей сто франков.

Дошло до крайних пределов и ощущение одиночества:

…у меня здесь никого нет, ни души — для беседы … Никто … за 2 недели нас ни разу не позвал к себе — хотя бы на терассу, не говоря о том, что — не зашел». (МЦ-АТ: 271)

Вероятно, подруга выручила и в этот раз. Цветаева просила сохранить ситуацию в тайне. Следующее известное письмо к ней написано месяц спустя, и слова «Спасибо за всё» могут быть выражением благодарности за помощь.

Как бы ни было плохо, из Фавьера Цветаева не уехала. Каким бы примитивным и неудобным ни был местный быт, она все же пыталась продолжать работу. Каким бы чуждым ни казался окружающий народ, все же знакомства завелись, были и совместные прогулки, беседы…

Объективно одним из лучших знакомств «в душевном плане» представляется общение с Галиной Родионовой. Она оставила воспоминания об этом периоде, окрашенные в романтические тона. В них содержится и фактическая информация, позволяющая скорректировать цветаевские оценки личной ситуации:

Весть о приезде Цветаевой взволновала русский поселок, многим захотелось ее повидать, послушать, как она сама читает свои стихи. Фавьерская творческая интеллигенция, зная об очень трудном материальном положении Цветаевой, воспользовалась таким желанием, и на террасе одной из вилл были организованы ее чтения. Приглашались все желающие, деньги “за билет” опускали в ларек-копилку у входа на виллу. (Родионова: 276)

Родионова не упоминает имен этих добровольных помощников. Может быть, среди них была и она сама. Неизвестно пока, и когда состоялось выступление. Как бы ни было, оно состоялось:

Вот на таком чтении я и увидела впервые Марину, услышала своеобразные ритмы и интонации в ее чтении, услышала ее глуховатый, негромкий голос. (Там же).

Цветаева оценила интерес слушательницы, ее «взволнованные замечания» и предложила продолжить знакомство.

Родионова описывает курортный наряд Цветаевой:

На ней были синие полотняные шорты и светлая блузка, легкая провансальская большая шляпа. …Обычно Марина носила шорты. (Родионова: 277)

Похожее одеяние мы видим на сохранившейся фотографии.

Может быть, ее автор — та же Галина Родионова?

Вероятно, по ее инициативе начались далекие прогулки по окрестностям:

Я подыскивала подходящих спутников, и мы отправлялись – быстроногая Марина в большой шляпе, в шортах, с толстым самодельным “посохом”, двое-трое русских и я. (Родионова: 280)

Цветаевой могла нравиться любовь Родионовой к Провансу, которой та с наслаждением делилась со спутницей. Родионова, со своей стороны, могла понять «феодальные инстинкты»  Цветаевой. Может быть, она и не узнала о детском мире Трехпрудного, о котором Цветаева тосковала, как об утраченном рае, вспоминала о нем за несколько месяцев до поездки:

И жажда деревьев в окне — оттуда, где в каждое окно входил весь зеленый двор, — огромный, как луг, настоящий Hof — феодальный: с сараями, флигелями, голубятней и, еще, постепенностью каких-то деревьев сзади, не наших, чьих-то, ничьих, кончавшихся зеленоватым рассветным небом, и о которых я никогда не узнала — где. (МЦ-АТ: 264)

Но маршрут прогулок, который они выбирали, позволял почувствовать дух этого мира в его исконном провансальском воплощении:

Мы …с трепетом входили в замок синьоров XIII века, бродили по обширным его залам. Там были огромные камины, над ними – гербы, вырезанные на плитах, и Марина говорила: “Представьте, вечером в камине жарко пылают целые сосны, при их мерцающем неровном освещении сидят рыцари и дамы, слушают моих далеких предшественников – трубадуров, смеются, вздыхают, плачут”.

С главной, почетной террасы, из долины, открывался вид на меловые, синие горы, и вдали, как в сапфировой чаще, курилось в легкой дымке море. Марина стояла на террасе, смотрела на море, и мне казалось, что это стоит и ждет своего Тристана la shâtelaine (владелица замка) Изольда» (Родионова: 281).

В лице новой подруги Цветаева обрела благодарного слушателя, которому могла и объяснять свои взгляды на искусство, и предаваться воспоминаниям, и высказывать самые сокровенные мысли о жизни и мире…

Знакомство, вероятно, было недолгим. Галина Родионова не упоминается в письмах Цветаевой. Правда, и письма после 12 июля до 11 августа неизвестны. Может быть, их и не было. Может быть, было не до них. К этому времени быт более-менее устроился, наладились и прогулки, и общение.

В начале августа приехал муж. Сергей Яковлевич приложил все усилия, чтобы дать жене и сыну возможность летнего отдыха. И Цветаева, со своей стороны, хотела, чтобы ему тут все понравилось. Кажется, это удалось.

И, может быть, в этот период Цветаева была просто счастлива.

Но конец лета выдался неожиданно бурным.

Продолжение следует.

ЛИТЕРАТУРА

1. МЦ-АТ — Цветаева М.И. Спасибо за долгую память любви…: Письма Марины Цветаевой к Анне Тесковой. 1922–1939 / Предисл., публ. писем и примеч. Г.Б. Ванечковой. — М.: Русский путь, 2009
2. Родионова — Родионова Г. В Провансе в предвоенные годы… // Марина Цветаева в воспоминаниях современников: Годы эмиграции. — М.: Аграф, 2002С. 275-287
3. Цветаева 7 — Цветаева М. И. Собрание сочинений: в 7 т. Т. 7: Письма/Сост., подгот. текста и коммент. Л. Мнухина. М. 1995.