В рассказе о тематическом маршруте Цветаевой был отмечен феномен плодотворной осени 1935 года. Каковы были или могли быть истоки нового творческого взлета? Возможно, что одним из них послужило пребывание Цветаевой в Фавьере,  давшее смену места, достаточный отдых и разнообразные впечатления.

Все эти радости оказались тем более необходимыми, что первая половина 1935 года выдалась трудной и напряженной.

В начале года Цветаева тяжело переживала смерть молодого друга Н.П. Гронского. Январь и февраль были отданы работе над циклом «Надгробие», посвященном его памяти.

Много сил отнимало участие в литературных вечерах, какими бы редкими они ни были. 2 февраля на чтениях памяти А.А. Блока, устроенных по инициативе литературной группы «Перекресток» в зале Общества ученых, Цветаева выступала с очерком «Моя встреча с Блоком», а 11 апреля говорила о о поэзии Гронского на вечере его памяти, состоявшемся в зале Географического общества.

Тексты, созданные Цветаевой в первой половине года,  красноречиво свидетельствуют о ее состоянии в этот период. Несколько стихотворений — «Уж если кораллы на шее…», «Никому не отмстила и не отмщу…»,  «Жизни с краю…» — отмечены печатью тотальной горечи и печали.

Она возвращалась к прежним текстам и прежним временам. К концу мая завершено стихотворение «Бузина» и дополнен стихотворением «— «Переименовать!» Приказ…» цикл «Ici-Haut», посвященный памяти М.А. Волошина.

В июне написан рассказ «Чорт», полумистическое воспоминание о смутном времени отрочества, в котором обнаруживались  глубинные истоки  цветаевского мировоззрения.

Обращение к прошлому, вглядывание в истоки, возможно, было попыткой «душевного бегства» от действительности. Переписка с друзьями и знакомыми пропитана мотивами неизбывных бытовых трудностей, усиленных внутрисемейными раздорами:

…я в такой полной нищете. Мур имеет только две пары чулок, которые я починяю (какое некрасивое слово!) каждый вечер, — только две рубашки, одну пару сапог (которые всегда сохнут перед часто негорящей печкой) — а вот и уголь кончается. (Цветаева 7: 476)

Дома мне очень тяжело, даже … нестерпимо… Все чужое. (Цветаева 7: 282)

… ушла — Аля. …у Мура и С<ергея> Я<ковлевича> грипп, у Мура — с воспалением среднего уха в обоих ушах, у С<ергея> Я<ковлевича> с ужасающим кашлем и сильным жаром. … около двух недель не держала пера в руках: … отмывала квартиру после Али (МЦ-АТ: 253)

Видимо, к маю была создана и окончательная редакция стихотворения «Никуда не уехали — ты да я…», все с тем же мотивом горечи и обиды — на всех за всё.

Но жизнь требовала жить и давала шансы. Цветаева не сдается, ищет способ устройства летнего отдыха и уже 2 июня радостно сообщает Вере Буниной:

Вера, скажите: тьфу, тьфу не сглазить! (Трижды – в левую сторону.) Едем с Муром в Фавьер. Мансардное помещение – 600 фр<анков> все лето. Внесла уже половину. Можно стирать и готовить. Есть часть сада, а в общем – 4 мин<уты> от моря. (Цветаева 7: 288)

Фавьер — местность на юге Франции, на берегу Средиземного моря, где предприимчивые эмигранты устроили небольшой «русский городок» и сдавали углы для проживания в летний период.

На полноценный отдых, впрочем, рассчитывать не приходилось:

В Фавьере тоже будет очень трудно: жара (мансарда), примус, далекий рынок, стирка без приспособлений и, кажется, даже без воды. Писать навряд ли придется, во всяком случае не прозу – требующую времени. (Цветаева 7: 290)

В этих строках Фавьер видится уже как не душевное, а реальное бегство от постылой действительности, попытка хотя бы ненадолго вырваться из плена обступивших тягот и, может быть, в новом месте, среди новых людей обрести новые силы для возрождения истомленного духа…

Вполне понятно, что такой неожиданно возникший шанс вызвал соответствующую энергию подготовки. В мае Цветаева активно собирает средства, буквально по копейке,  ищет всевозможные способы добраться до летнего рая.

Но до этого ей пришлось пройти через чистилище двух внезапных испытаний.

В десятых числах июня сын попал в больницу с аппендицитом, и Цветаева около десяти дней провела в палате, ухаживая и за своим ребенком, и за другими больными детьми.

А 21 июня в  Париже открылся Международный конгресс писателей в защиту культуры, на который в составе советской делегации приехал Б.Л. Пастернак. Многолетняя ожидаемая встреча, как известно, обернулась для Цветаевой болезненным разочарованием:

…была — и какая невстреча! (МЦ-АТ: 268)

Эти события еще усилили тягу к бегству. И 30 июня Цветаева с полувыздоровевшим сыном добралась наконец до Фавьера.

Как видно из писем, особых надежд на возможности для  нормального отдыха она не питала. Тем не менее начало летней жизни оказалось новым испытанием.

Продолжение следует.

ЛИТЕРАТУРА

1. Цветаева 7 — Цветаева М.И. Собрание сочинений: В 7 т. Т.7. М.: Эллис Лак, 1995.
2. МЦ-АТ — Цветаева М.И. Спасибо за долгую память любви…: Письма Марины Цветаевой к Анне Тесковой. 1922–1939 / Предисл., публ. писем и примеч. Г.Б. Ванечковой. — М.: Русский путь, 2009.